Г - Ж


Леонид Дьяченко


Обычное дело

Посвящается моему деду,
Дьяченко Сергею Яковлевичу,
участнику обороны  Севастополя 1941-1942 г.

Мой дед, Дьяченко Сергей Яковлевич, родом из терских казаков, был очень трудолюбив, всегда чем-то занимался или мастерил, одним словом, без дела не сидел. И любая работа спорилась в его руках. Делал он её всегда кропотливо, добротно, с душой. На мой взгляд, всё ему было по силам: застеклить окна, отремонтировать крышу, сделать веранду, починить обувь или прохудившуюся посуду. Вся мебель в доме, столы, стулья, шкафы, табуретки были сделаны его крепкими умелыми руками.
А мужских рук после войны везде не хватало, поэтому одинокие старушки и вдовы часто звали его помочь по хозяйству: что-то застеклить, что-то отремонтировать. Не помню случая, чтобы он кому-то отказал в просьбе. За свою работу денег никогда не брал, да и какие после войны у людей были деньги? Но если благодарили десятком яиц или баночкой сметаны, от подарка не отказывался. Поэтому приходил домой всегда с гостинцем, мне говорил, что это от зайчика. Физически крепкий, коренастый, он становился каким-то беспомощным, когда люди начинали публично хвалить его за усердие и мастерство. Как-то сразу съёживался – было такое ощущение, что ему хочется спрятаться от похвалы, – и смущённо отвечал: «Да что уж там, обычное дело».
По характеру дед был очень покладист, поэтому командиром в доме считалась бабушка, а он, как хороший подчинённый, во всём её слушался. Для казака явление необычное. Но между моими дедом и бабушкой если и возникали какие-то разногласия, то, как правило, они разрешались тихо, мирно и в пользу бабушки. В доме чётко была разделена мужская и женская работа, а подчинению и мудрому послушанию деда, видимо, научили три войны – Первая мировая, Гражданская и Великая Отечественная. 
Мировую и Гражданскую он отвоевал кавалеристом, в Отечественную стал пулемётчиком.
Гражданскую войну начинал в Чапаевской дивизии (но Чапаева в живых уже не застал) и закончил одним из ординарцев Семёна Михайловича Будённого в Первой Конной армии. При штабе не состоял, ухаживал за лошадьми комсостава, занимался хозяйственными работами, иногда приходилось выполнять и мелкие поручения самого Будённого. Видимо, велик был для него авторитет легендарного командарма: всю свою жизнь мой дед носил точно такие же усы, как и Семён Михайлович. Из боевых наград у деда были: Георгиевский крест – за Первую мировую войну и две медали времён Отечественной – «За оборону Севастополя» и «За взятие Будапешта». Георгиевский крест он никогда никому не показывал (не принято было хвалиться царскими наградами), а две медали Отечественной войны  более чем скромно говорили о его боевых заслугах в борьбе с фашистами.
В доме у дедушки с бабушкой было обычное по тем временам хозяйство: корова, один-два кабанчика, пара десятков кур, десяток уток и, непременно, кролики. Дед часто брал косу, мешок и мы шли с ним в горы накосить свежей травы. Какое разнотравье на Северном Кавказе! Из этих походов мы всегда возвращались с букетиком полевых цветов – для бабушки. Цветы собирали вместе, но дарил их бабушке я. Он же всегда назидательно говорил: «Скажешь, что насобирал сам». 
У нас, послевоенных детей, любимым занятием была игра «в войну» и, естественно, каждый хвалился среди друзей подвигами и наградами своих родных и близких, рассказами об их героизме.
Мне особо хвалиться было нечем: ничего особенного про подвиги родных я не знал, хотя у отца и были медали, орден Отечественной войны, но подобных наград хватало у многих фронтовиков. Войну отец закончил в Берлине, принимал участие в его штурме, только на фоне прославленных подвигов знаменитых героев – Кожедуба, Гастелло, Александра Матросова – его боевые заслуги казались мне не столь уж значимыми.
К тому же больших потерь в войне мои родственники не понесли. Правда, у матери старший брат Виктор Иванович Тепленичев пропал без вести, одна из сестёр погибла во время блокады Ленинграда, и не вернулись с войны несколько дальних родственников по линии отца.
По рассказам бабушки, на деда в 1942 году пришла «похоронка», а через месяц от него – письмо из города Пятигорска. Оказалось, он жив, ранен и находится на лечении в госпитале.
Когда я расспрашивал деда о Великой Отечественной войне, он грустно говорил: «Что о ней рассказывать? Много крови, много смертей, много горя… Был пулемётчиком, уничтожал фашистов, после ранения попал во 2-й эшелон, на передовой уже не воевал. Охранял объекты, сопровождал поставки оружия и боеприпасов на передовую, дошёл до Будапешта. Затем мой возраст попал под демобилизацию, и я вернулся домой».
Гражданскую войну вспоминал более охотно, но  никогда не хвалился своими подвигами, чаще его рассказы были о боевых друзьях. А о подвигах командарма мог рассказывать долго и обстоятельно. Как-то я спросил его: «Дед, но ты ведь тоже участвовал в рейдах, атаках, был под пулями, страшно было в боях?» Он задумался и ответил: «Страх не испытывает только безумец, а боец должен уметь подавить этот страх». Скажу честно, мне не понравился его ответ, тогда, в моём понимании, все настоящие герои должны были быть непременно лихими и бесстрашными!
Где-то годах в пятидесятых деду пришлось собирать документы для оформления пенсии. Мой отец написал письмо С.М. Будённому с просьбой выслать данные на деда о его службе в Первой Конной армии. В ответ пришла выписка из служебного архива и… благодарственное письмо за подписью самого маршала! А к ним приложен подарок – музыкальные карманные часы с дарственной надписью. Мелодия часов была чарующей! Я часто с друзьями просил деда показать нам эти удивительные часы, и он с какой-то несвойственной ему нежностью демонстрировал их волшебную музыку.
Естественно, авторитет деда в моих глазах значительно возрос.
Когда я учился в 7-м классе, стало известно, что нашёлся мой дядя Виктор Иванович. Оказалось, он возглавлял диверсионную группу на территории Югославии, правда, под чужим именем и фамилией. Затем стал командиром партизанского отряда. Погиб во время одного из партизанских рейдов. Там же, в Югославии, и похоронен. За свои подвиги представлен не только к высоким советским наградам, но и к наградам Югославии.
Теперь уже мой авторитет вырос в глазах друзей.
В 1968 году я был призван на срочную службу в Севастополь. Когда дед об этом узнал, от него пришло письмо, написанное корявым, по малограмотности, почерком. Я с трудом разобрал, что он тоже мечтает побывать в Севастополе, поскольку здесь воевал.
Мечта его осуществилась в 1970 году в День Победы, но увидеться мне с ним не удалось: в это время я находился на боевой службе в Средиземном море.
Из письма родителей  узнал, что в Севастополе дед встретил боевых друзей, среди них – своего бывшего командира роты, и тот очень удивился, когда не увидел на груди бывшего подчинённого ордена Красной Звезды. Оказывается, за один из боёв на Северной стороне дед, будучи 1-м номером пулемётного расчета, за успешное отражение немецких атак  был представлен к ордену Красной звезды, но награду не получил: немногим более 28-ми лет по всем сводкам красноармеец Дьяченко Сергей Яковлевич числился погибшим. Через полгода у себя дома, в городе Кисловодске, его пригласили в военкомат и торжественно вручили заслуженную награду.
Последний раз я виделся с дедом в 1973 году. Он показал мне орден и дал почитать газету «Ставропольская правда» со статьёй: «Награда нашла своего героя», в которой описывался его подвиг.
Пулемётный расчёт деда обосновался в одном из зданий на Северной стороне, и немцы считали его неуничтожимым. Когда захлебнулись одиннадцать фашистских атак, осталось лежать более тридцати немецких трупов, была вызвана на помощь авиация. Бомбы дом сравняли с землёй, пулемёт замолк. Деда и его напарника сочли погибшими, по канцелярским каналам ушла «похоронка», а когда через двое суток стали разбирать завалы, обнаружили мёртвое тело 2-го номера пулемётного расчёта и моего деда в бессознательном состоянии. Его руки сжимали деревянные ручки искорёженного станкового пулемёта. Пальцы разжать было невозможно. Пришлось разбирать пулемёт. Так и отправили бойца в госпиталь с деталями своего оружия в стиснутых кулаках. Прочитав эту статью, я посмотрел в глаза деда и не увидел в них гордости, не увидел в них даже капли собственной значимости. Только грусть и боль. В этот миг он жил воспоминаниями прожитых жестоких и грозных военных лет. А подвиг, совершённый им в те далёкие годы, он, в силу своего характера, считал… ОБЫЧНЫМ ДЕЛОМ.
Мне стыдно было показать ему свои слёзы. Сдерживая себя, сумел промолвить: «Подвиг, как и человек, бывает известным, прославленным, а может быть незаметным, тихим и скромным… Но любой подвиг во имя своей Родины можно и нужно считать героическим!»



Размышления о басне

Уже третье тысячелетие в литературе существует такой жанр как басня. Со времен античности и до наших дней она служит действенным способом с помощью слова нравственного воспитания общества,образцом житейской мудрости, средством обучения и формой сатиры. Меняется мир, его социальное устройство, духовные, моральные и нравственные ценности людей, но басня так же востребована, как во времена Эзопа, Лафонтена, Крылова. Безусловно, по мере того, как совершенствуется и развивается общество, совершенствуются и развиваются все его сферы: наука, культура, литература и т. д. Если басня изначально была небольшим прозаическим иносказательным произведением с обязательной аллегорией и моралью, то последние пару столетий она приобрела в основном стихотворный характер. В наш стремительный век, в век огромных возможностей получения различной информации именно стихотворная форма этого жанра более востребована читателем и слушателем. Предпочтение отдаётся небольшим по объёму произведениям (легче запоминаются, экономится время на чтение, можно делиться с друзьями  в виде СМС, интернет сообщений).
В качестве примера:

Слепота

Бродило по дороге Зло,
Слепого Путника нашло
И, указав неверный путь,
Его сумело обмануть.
Попал он в плен и стал рабом,
Так и не встретившись с Добром.

              *   *   *
Виним мы Зло, что жизнь не та,
Хотя... виновна слепота.

Конечно, в малые формы произведений довольно сложно вместить ёмкий образный и художественный смысл, но в этом и заключён сложный творческий труд литератора.Ещё А. П. Чехов сказал: «Краткость – сестра таланта». Однако ни в коем случае нельзя ограничивать вдохновение и творческие фантазии авторов, по –прежнему допустимы и прозаические басни или объёмные стихотворные, но непременным условием остаётся лёгкость в восприятии и глубокомысленность, по сути. Даже мораль в виде незыблемой истины или канона воспринимается ныне, как посягательство на свободомыслие, собственное мнение человека. Поэтому, на мой взгляд,  желательно, чтобы мораль носила неназойливый, ненавязчивый характер, а рекомендательный и давала читателю или слушателю простор для размышления, осмысления, персонального вывода.

Духовность

Хрюкала в свинарнике Свинья:
«Толк, какой от трели Соловья?
Песня спета и талант забыт,
От духовности не будешь сыт».
Трудно спорить с логикой такой
Тех, кто уготован... на убой!

                 *   *   *
Позаботься о душе своей,
Чтоб не стать подобием «свиней»…

И ещё: басня ни в коей мере не должна иронизировать по поводу национальной принадлежности человека, осуждать любое вероисповедание, призывать к насилию, высмеивать врождённые физические недостатки человека. Басня обязана быть
высоконравственной и высокоморальной!


Людмила Гусельникова

Военное детство

Девчонки танцевали на траве.
Движенья тел их незамысловаты.
О, как они по-детски угловаты!
Щетинок строй – на бритой голове.

А рядом с ними на грузовика.
Упитаны и веселы, и чисты
Обедали, хотя и впопыхах,
Европы покорители – фашисты.

Девчонки танцевали, а одна,
Остановившись, вскинув руки в небо,
Произнесла негромко: «Дядя, хлеба».
В ответ – непонимания стена.

Вторая подхватила: «Брода, дядя!»
В глазах слеза мелькнула невзначай.
Из-под консервов банки бросив наземь,
Солдат захохотал: «На, па-лю-чай!»

Машины загудели, заурчали,
Врагов навстречу смерти унесли.
А девочки испуганно  молчали
И подбирали банки те с земли.

Потом, их смыв колодезной водицей,
Для всех в детдоме няня сварит суп.
Такое детство впишет жизнь страницей
В сиротский день, что так на радость скуп.


Я деда не знала

Сегодня мне снова приснилась война
И дед мой в землистого цвета шинели.
Глаза его с грустью на город глядели,
А где-то вдали полыхала страна.

Я знала, что он не вернётся домой.
Не будет оттуда возврата – и точка!
Не выпьет из чаши победной глоточка!
Не будет возиться с родившейся мной!

Я крикнула: «Деда! Не смей! Из огня
Не выйти живым! Лучше жизни отведай!».
Но он мне ответил: «Иду за Победой,
А ты проживи эту жизнь за меня».


Лёнька

Взрослым, с прядью седых волос
Лёнька в один день стал.
«Лёнька-бродяжка, бездомный пёс», –
Так он себя назвал.
 Воздух июля от взрывов дрожал.
С каждой бомбой – сильней.
Раньше в войну он просто играл,
Ну а теперь жил в ней.
Рухнуло счастье. Нет больше родни:
Мамы, сестры, отца…
Этого он даже в мирные дни
Не осознал до конца.
Рухнул под бомбами ночью мир,
Ужас не вставишь в слог.
Госпиталь ногу ему чинил,
Душу – никто не смог.
Долгие годы он жил в аду
Жутких кошмаров тех.
Возненавидел Лёнька войну
Однажды за нас, за всех.


Сапун-гора

Прошлогодних шишек ношу
Сбросив наземь, лес молчит.
В летний день к сосновой роще
Нас прохладою манит.

Лес, посаженный руками
Человека, здесь стоит.
Через просеки лучами
Солнце позднее глядит.
На Сапун-горе – ребята,
Рядом с ними – генерал.
Он в далёком сорок пятом
Здесь Отчизну защищал.
Тишь, покой, в лучах заката
Пик с рубиновой звездой.
Возвращает память свято
Ветерана в страшный бой.
Был в то время он постарше,
Крут – характер, точен – жест…
Своему братишке – Саше
Слал в письме из этих мест,
Что тоскует – «нету мочи»,
Быть за «старшего» просил.
Но о том, что страшно очень,
О войне – не говорил.
Повезло! Они сражались:
Смерть и он. Ну, кто – кого?
У Сапун-горы остались
Все товарищи его.
Лес посажен много позже.
Лесу нечего сказать.
Ветерану это тоже
Ох, как трудно вспоминать
Сосны чуть качает ветер.
Генерал, учитель, дети…



Сел в лужу



Дед Семен пришёл расстроен

И под нос себе ворчит.

Чем-то дед обеспокоен,

Только  чем – не говорит.

Для поднятья настроенья
Я ему конфету дал,
Дал галетного печенья.
Тут вздохнул он и сказал:
– Зря протопал, так, как нужно,
Сделать дело не сумел.
Перед другом сел я в лужу,
А ведь так помочь хотел!

За окном позёмка вьюжит,
Мёрзнут щёки, лоб и нос.
Дед сказал, что сел он в лужу,
А на улице – мороз.


Баклуши

– Папа, папа, ну послушай! –
Стал я папу призывать. –
Что такое бить баклуши,
Где баклуши эти взять?
Я вчера искал повсюду:
И за шкафом, и в столе,
Заглянул в бельё, посуду –
Не нашёл баклуш нигде.

У подружки, у Марьяшки,
Много всякого добра.
Можно бить тарелки, чашки…
Я попробовал вчера.

Папа мой читал газету,
Но сумел-таки сказать:
– Бить баклуши – значит это
Дурака, сынок, валять.

К маме я пошёл узнать,
Кто дурак, и где валять?

Ноги в руки

В нашем скверике у дома
Я сидел, подружка Тома
Со своей сестрой Галинкой
И дружок мой – Петя Глинка.
Мы болтали о футболе,
Об уроках в нашей школе.
Тут из дома, что в сторонке,
Вышла Петина сестрёнка.
Перейдя через дорогу,
Вдруг сказала очень строго:
– Хватит мучиться от скуки!
Ну-ка, Петя, ноги в руки
И скорее – в магазин.
Маме нужен маргарин.
Удивился я приказу,
Ну а Петя понял сразу.
Взял он деньги и пакет –
И его уж рядом нет.
Мы смогли понять, в чём дело,
А Галинка – не сумела.
Потому и не смогла,
Что совсем ещё мала.

Сломать голову

Мама утром говорит:
– Снег идёт. – Да нет, летит, –
Я решил и думать стал,
Кто же правильней сказал.
Снег без крыльев, снег без ног.
Как же он спуститься смог.
Просто голову сломал,
Чтоб понять, что снег упал.
Брату я сказал об этом.
Не замедлил он с ответом:
– Как сломал? Ну и дела!
Голова твоя цела.

 Получить по шапке

У Катюши, у сестрички,
Есть ужасные привычки.
Например, она упряма.
Что бы ни сказала мама,
У неё одна задача:
Сделать всё совсем иначе.

Маме  Катя  говорила,
Что по шапке получила
Лишь за то, что не хотела
В классе вымыть стол от мела.
А пошла без шапки Катя.
Просто в фартучке и платье.
Я спросила, где она
Шапку в школе взять могла.

Где зимуют раки

В старшей группе после драки
Нас с Артемкой наказали.
Даже, где зимуют раки,
Показать нам обещали.
Мы, пока в углу стояли,
Всё про раков говорили.
Где живут, мы точно знали
И варёных их любили.
К нам Валера после драки
Подошёл. Был в курсе дел.
Знаньем, где зимуют раки,
Он похвастать захотел:
«Где зимой они бывают,
Рассказать могу вам я.
Просто раки уползают
В лето! В тёплые края».

Мы с Артёмкой ждали-ждали…
Раков нам не показали.

Врунишка 

Хитрый, толстый Бегемот
Избегал любых работ.
Мама просит ей помочь,
Отвечает: «Я – не прочь,
Только слаб, совсем нет сил,
В школе я вчера простыл,
И тошнит, живот болит…»
Не малыш, а инвалид!
Час прошёл, и Бегемот,
Позабыв про свой живот,
Тошноту, упадок сил,
Мяч на улице лупил.
А  пока он мяч гонял,
Где-то совесть потерял.
Без неё теперь живёт,
Врун, ленивый Бегемот.

***
И хочу спросить вас я:
«Будут у него друзья?»


Спорт

Чтоб Мышонок сильным стал
Привели его в спортзал,
Но твердит Мышонок всем:
«Спорт не нужен мне, зачем
Подвергать Мышат обману,
Всё равно ж Котом не стану?»
Безусловно, Кот опасен,
Только в спорте он не страшен.

***
Тот, кто будет спорт любить,
Льва сумеет победить.




Наталия Головко

На яхте

С папой мы плывём на яхте,
Летний вечер, я на вахте –
Это значит, у руля.
Я  кричу: «Земля! Земля!»

Голос папы за спиной:
«Что шумишь ты так, родной,
Что увидел ты во мгле?» -
«Город,  лучший на земле!
Город светится огнями,
Там нас ждут сестра и мама.
Я, отважный волк морской,
Поскорей хочу домой!»


Клубника

Собирает Вероника
С мамой сладкую клубнику.
Две за щёчку, две в лукошко.
«Угости нас хоть немножко! –
Просят девочку улитки
У распахнутой калитки. –
Далеко нам в сад ползти,
Мы прошли лишь полпути».



Весной, в цветущем мае

Беззвучно плачут облака,
Потоки слез роняя
На землю, двор и старика,
Весной, в цветущем мае.
Раскаты грома чуть слышны,
Сейчас напоминая
О днях последних той войны,
Весной, в цветущем мае.
В минуты редкой тишины
Он видел, замирая,
Себя в объятиях жены
Весной, в цветущем мае.
Шальными пулями прошит,
Родимый край спасая,
Остался жив, но – инвалид,
Весной, в цветущем мае.
Минуло много трудных лет,
А память возвращает
Солдата к главной из Побед
Весной, в цветущем мае.




Комментариев нет:

Отправить комментарий